У Джун были искристые, золотисто-коричневые, густые, как мех волосы.
При каждом движении Джун, они вздымались волнами, словно дышали.
Глаза у Джун были глубокие, томные. Они горели, как вольный костёр в степной ночи. В бархатных зрачках Джун мерцала Тайна.
На свету эти зрачки превращались в тонкие острые иглы, но при малейшей тени расширялись, превращаясь в алчущую бездну, от которой невозможно было оторвать неискушённого взгляда.
Ходила Джун мягко и неслышно, как большая лесная кошка.
Она любила одиночество и запах ночных фиалок.
А скрипка ночного ветра сводила её с ума.
И было непонятно, что делает это грациозное и неукротимое создание в огромном городе, который днём захлёбывается в шуме толпы и бурчание автомобилей, а по ночам заползает в грязь притонов, или прячется от липкого страха за непрочными бронированными дверьми.
Джун обожала небрежно струящиеся или разлетающиеся ткани. Любимым цветом в её одежде был чёрный, вернее прозрачно-чёрный. И ещё, неожиданно сквозь чёрную дымку гипюра или шифона мог блеснуть ярко-алый, становясь пурпурным и незаметно раствориться в чём-то золотистом… или рассыпаться искрами серебра.
В этом же городе, под этим же небом, совсем рядом жил Эверес.
Так же, как и Джун, он впитал в себя шумы и запахи этого города.
Изо дня в день он прокладывал путь между скал однообразных безликих домов.
… Несмотря ни на что, он любил ослепительно-белый цвет.
Каждая его новая рубашка казалась белее и ярче прежней, хотя в принципе это было невозможно.
В его глазах стояло сияние ослепительно-чистого дня…
Он не любил одиночество, хотя ему часто приходилось быть одному.
По вечерам, когда он выходил на улицу, чтобы полной грудью вдохнуть свежий морозный воздух, его белокурые волосы, как нимб сияли над бледным лицом.
…………………………………………………………
Как и было предначертано Судьбой… они встретились случайно. На Перекрёстке… И роковая сила повлекла их друг к другу, не давая опомниться, остановиться, хотя бы на миг, лишая воли к сопротивлению.
Так Джун и Эверес оказались лицом к лицу. И оба были не готовы к поединку.
Шаг влево, шаг вправо – не разминуться, не разойтись. Они натыкались друг на друга, и казалось, оба смирились с этим, наконец.
Планета замедлила бег… Всколыхнулись светила. Неясное эхо раздалось в глубине Вселенной. Веером разметались копии грядущих событий…
Но равнодушный город ничего не заметил, а цивилизованное человечество, тем более…
Джун не находила себе места.
С тех пор, как она встретила Эвереса прошло всего ничего, но её размеренная, безмятежная жизнь сломалась в одно мгновенье.
Джун не могла понять, что с ней. Её состояние казалось необъяснимым и странным. Для Джун не стало ни дня, ни ночи. Наступило затмение солнца и затмение луны. Эти два затмения слились в одно. Их круг казался нерасторжимым.
Непроглядная тьма обступила её. И Джун порой казалось, что она склонна поверить в существование ада. … А может быть, она в нём?..
В душе Джун извергались вулканы. Ей было больно, очень больно. Душетрясение становилось всё сильней. Она чувствовала, что её душа буквально раскалывается пополам. Джун не знала чего она хочет больше – положить к ногам Эвереса ключи от мира … или уничтожить его немедленно.
Джун казалось, что её необъяснимая, странная болезнь прогрессирует.
Плоть Джун была полна сил и здоровья, а душа изнемогала, влача обессиленные крылья и спотыкаясь о каждую, почти незаметную кочку и проваливаясь в каждую микроскопическую трещину.
Так больше продолжаться не могло… но что делать она не знала.
- Может быть это разновидность любви? – думала Джун, встречаясь с Эвересом.
Кровь, вырываясь толчками из её сердца, становилась чёрной от ненависти.
О, она ненавидела его так сильно, что ничто, даже сама бездна не могла справиться с этой бездонной, неумещающейся в её сердце ненавистью.
Она возненавидела его с первого взгляда… а, может быть и ещё раньше.
- Люди говорят, что любовь и ненависть ходят вместе,- думала Джун и пыталась найти в своём сердце хотя бы каплю любви. Тщетно!
- Но ненависть не может быть беспричинной, - продолжала размышлять Джун.
- Может быть это страсть? Может быть, меня влечёт и одновременно раздражает его чистота? Может быть, я хочу Эвереса?
Джун по-прежнему жаждала встреч с ним. Но каждая новая встреча усиливала её ненависть к нему. Джун внимательно смотрела в глаза Эвереса. Они излучали свет. Белый и прозрачный. И сами при этом были то трогательно-голубыми, то задумчиво-серыми. Когда он смеялся в ответ на чёрный юмор Джун, то на глазах его выступали слёзы. И Джун, глядя на них, думала, что видит перед собой мутные капли мёртвого дождя.
Она слушала его чистый баритон, и приторный запах чего-то неизбежного кружил ей голову.
Эверес сначала ничего не замечал.
Если сказать честно, то, увидев её впервые, он насторожился. Джун пугала его и в тоже время влекла. Он был рад, что встретил её.
Отстранённая красота Джун и её непредсказуемое поведение делали её особенной в глазах Эвереса. И он хотел, чтобы она оценила по достоинству необычность его собственной натуры, чтоб она поняла, что он не такой, как все, что он не случайно пришёл на эту землю, что именно ему предстоит перевернуть мир.
И Джун представлялась ему именно той женщиной, с которой можно разделить всё.
Он хотел эмоциональной близости с ней. Именно с ней, с Джун ему хотелось быть откровенным, открытым. И он рассказывал ей всё, что только помнил со дня рождения.
Джун не отрывала от него заинтересованного взгляда и это ещё больше вдохновляло его.
Эверес рассказывал ей о том, что речь долгое время не давалась ему. Нет, он понимал всё, что говорили окружающие, но сам до четырёх лет ничего не мог сказать, ни единое слово не слетало с его губ… зато он слышал голова ангелов…
Но всякий раз, когда их разговор приближался к проявлениям бога, Джун обрывала его.
Она принимала Абсолют через призму своего «Я». Это было её выбором, и она не хотела иного.
- Знаешь,- сказала она однажды Эвересу, - не помню, где слышала, может быть и в своей душе, что религия ничто иное, как агрессивное искусство, накинувшее на себя белое одеяние смирения.
Эверес изумлённо посмотрел на неё и почему-то уцепился за «белое одеяние».
- Но, Джун! Ведь белое – это символ чистоты, света. Ангелы могут быть только с белыми крыльями!
- В самом деле? – спросила она насмешливо. – А лебеди могут быть и чёрными…
- При чём здесь лебеди, Джун?!
- А при чём здесь ангелы? – в её голосе была нескрываемая ирония.
Эвересу хотелось сказать, что ему не очень нравится её привычка одеваться в чёрное с бурными всплесками пурпура и золота, но он промолчал, опасаясь её агрессивной реакции.
Он только смотрел в карие глаза Джун, которые теперь казались топазовыми, от вспыхнувшего внутри огня и пытался пробиться сквозь этот блеск – то ли осенних листьев, то ли предзакатного огня. Ему хотелось заглянуть в её мир, в её тайный мир, который неумолимо тянул его к себе. Там в душе Джун таилась какая-то непонятная грозная сила. Порой Эверес верил, что Джун любит его. Иначе для чего она встречается с ним? Зачем она так внимательно слушает его?
Он приходил к ней вновь и вновь, и открывал перед ней свою душу.
Никто никогда не говорил ему таких слов, которые иногда соскальзывали с уст Джун.
Эверес пьянел от этих слов. Он надеялся услышать нечто большее.
…Эверес не умел слушать своё собственное сердце. Если б он доверился своей интуиции, то давно бы понял насколько для него опасны встречи с Джун. И что нужно бежать, не оборачиваясь.
Чёрные флюиды неистовой ненависти впивались безжалостными когтями в сердце Эвереса.
…………………………………………………………
Джун лениво потянулась всем телом. В конце концов, она должна избавиться от своей ненависти или хотя бы установить её причину.
Грациозным и в то же время резким движением, она притянула к себе Эвереса.
Каскад её страстных слов смешался с каскадом ещё более страстных ласк.
Не давая ему опомниться, она срывала с него лёгкие белые одежды.
Очарованный, словно сквозь сон, он воспринимал то, что происходит с ним.
Он не препятствовал шквалу её страсти…
Очень скоро он начал ей помогать…
Вершина блаженства оказалась достигнутой.
Пока Эверес оставался холодным и непреступным, Джун пыталась понять его, разгадать, завоевать…
Но после того, как она провела с ним ночь, её ненависть не испарилась, не ослабла, нет, она достигла апогея.
Впрочем, сначала желание заглушило ненависть, но потом последовало удивление, разочарование и! отвращение!
Эверес, лишившийся белых одежд, казался ей отвратительным. Сияние померкло.
- Как ты мерзок! – воскликнула она, нескрывая отвращения. И тишина сжалась под бичом ненависти, вырвавшейся из-под эфемерной оболочки фраз.
Эверес с ужасом и изумлением несколько секунд смотрел на побелевшее лицо Джун. Её душили спазмы рвоты. Он не мог этого вынести. Быстро оделся и бесшумно закрыл за собой дверь.
Ему мерещилось, что тень Джун, как красивое гибкое животное последовало за ним.
Всю дорогу до своего дома он проклинал себя.
Ведь он всегда, всегда чувствовал, что она опасна для него. Его тянуло к ней и отталкивало одновременно. Но он не мог предположить, что она поступит с ним таким образом! Нежными ласками, горячими словами усыпит его настороженность, получит доступ… к его телу, насладится им. И!
Эверес вспомнил выражение лица Джун, и дрожь сотрясла его.
- Прекрасное чудовище! – прошептали его губы. Он не устоял! Она добилась того, чего хотела, ради чего затеяла эту игру. Эвересу казалось, что его белоснежная оболочка потускнела, словно подтаяла от нестерпимого огня её опустошающей страсти. И теперь, когда он шёл по улице прочь от дома Джун, он почти физически чувствовал, что за ним тянется мутный след.
…………………………………………………………
Когда Эверес ушёл, Джун почувствовала облегчение. Но ненадолго…
Её захлестнула новая волна беспокойства и боли.
В эту ночь Джун ни на минуту не сомкнула глаз.
Она металась и стонала в постели. И эти стоны с придыханием в кромешной тьме ночи были похожи на мяуканье нескрывающей недовольства тигрицы.
………………………………………………………
Это было полным абсурдом, но на следующее утро первым желанием Эвереса было – видеть Джун! То, что произошло, казалось ему страшным ночным кошмаром.
Он не верил, что это могло быть явью. Джун не могла так поступить с ним.
И он пошёл к ней.
Джун не высказала удивления и вела себя с ним так, словно на самом деле ничего не произошло.
Весь день она была ровной в обращении с ним, как и прежде внимательно вслушивалась в каждое слово. Эверес преодолел смущение с трудом.
Поздно вечером, когда за окном зажглись звёзды, они ужинали вдвоём при свечах.
Эверес думал о том, что у них с Джун настало время духовной близости. Он боялся спугнуть тишину. Медленно покачивались язычки свечей…
Глаза Джун тепло золотились.
Она достала два хрустальных бокала, и каждый из них до половины заполнила терпким золотисто-красным вином.
- За то, что есть, - сказала она и подняла свой бокал.
Эверест почувствовал, что не может выпить это вино, впрочем, он вообще не любил вина… поэтому мягко отодвинул свой бокал.
Глаза Джун потемнели, из золотистых они стали почти чёрными, расширившаяся бездна зрачков быстро плавила золотистые радужные кольца, - ну?! – произнесла она с ударением.
Эвересу захотелось встать и сказать ей, что она не имеет права обращаться с ним подобным образом, но он молчал, кусая губы.
А потом взял со стола бокал, закрыл глаза и поднёс терпкую жидкость к губам. И в этот миг его пальцы разжались, бокал разбился вдребезги, кровавая лужа застыла у его ног.
Он онемел, ожидая бури. Но мрачная Джун не сказала ни слова. Она просто легла спать.
Эвереса ужасало слово «любовник», но так или иначе, он каждую ночь оказывался в постели Джун.
Он не смел признаться ей в том, что не испытывает удовольствия от подобных отношений, прекрасно понимая, что она тотчас укажет ему на дверь.
Каждую ночь дрожь страсти и отвращения сотрясала тело Джун. Всё, что было скрыто днём, ночью было доступно глазам и рукам Джун.
И, возможно, именно это влекло её, приводя в неистовство, разжигая желание.
Джун хотела прикасаться к телу Эвереса так часто, так сильно, чтобы он не вынес этих прикосновений, ей хотелось залпом выпить его до дна и разбить опустевший сосуд. Но всякий раз она терпела неудачу.
Джун закрыла глаза и заскрипела зубами.
Ей казалось, что она утоляет свою неистовую жажду водой из болота.
И, вот, наступила ночь, в которую Джун была особенно неутомимой и неутолимой.
Эверес не знал, что это их последняя ночь, ибо на следующую ночь Джун решила сделать то, что вынашивала давно.
Утром она сказала Эвересу, что ей нужно побыть одной…
Его сердце сжалось от недобрых предчувствий, но он согласно кивнул головой.
Кажется, несмотря ни на что, он по-прежнему слепо верил, что Джун любит его…
К тому же у него было такое чувство, что он стоит на пороге того, для чего пришёл в этот мир. Близилась новая эра, в которую он хотел войти победителем.
И если он не сумел избежать встречи с Джун, не нашёл в себе силы противостоять ей, то нужно удержать её рядом, оставив до поры до времени всё, как есть.
Познав безграничную чувственность Джун, Эверес был уверен, что воздерживаться долго она не сможет, а значит, она вновь заключит его в свои объятия не в эту ночь, так в следующую непременно.
Наступила ночь, в которую Джун пожелала остаться одна.
В то время, как Эверес спокойно отошёл ко сну, Джун беспокойно металась.
Чарующая ночь очами ярких звёзд светила в сердце Джун. Ей было не до сна.
- Джу-н, Джу-у-н, Джун, - стонали совы за окном и бились крыльями о стёкла.
- Джун!.. – светила полная луна и прыгала, как серебряный мячик на непрочной резинке времён, отражаясь во множестве параллельных зеркал…
Измученная Джун выбежала в сад. Ей хотелось тишины, прохлады. Она опустила узкие кисти рук в воду пруда. Капля, висевшая на упругой ветке ветлы, сорвалась вниз и разбилась вдребезги о плотное, тёмное стекло воды.
- Джун! – вскричали бесчисленные осколки водной глади.
- Джун! – успело выкрикнуть падающее в бездну эхо.
- Джун! – задышал горячий ветер ей в лицо.
- Джун… - зашипели, извиваясь волны трав и чешуя росы блестела на их спинах.
Джун помчалась прочь, не разбирая дороги. Она задыхалась, её сердце выскакивало из груди.
Вдруг она остановилась, как вкопанная. Некоторое время она пыталась прийти в себя, но тщетно…
Ровно в полночь Джун постучалась в одинокий дом на самом краю города. Дом казался заброшенным. Он был настолько ветхим, что готов был развалиться от одного лёгкого дуновения ветра.
Однако впечатление было обманчивым…
Чья-то тень промелькнула за окном. На миг Джун показалось, что её ждали.
Дверь скрипнула и растворилась. Джун споткнулась на пороге, но, пересилив себя, с замиранием сердца, ступила в темноту.
- Есть ли здесь кто-нибудь? – хрипло спросила Джун и не узнала своего голоса.
Через какое-то время вспыхнул огонь свечи. Джун зажмурилась от неожиданности. Пламя покружилось на месте и осветило бледным пятном лики святых, потемневший от времени стол и статную фигуру. Только приглядевшись, она увидела, что человек стоявший перед ней далеко не молод.
- Ты всё-таки пришла? – спросил он спокойным голосом.
- Да, - ответила Джун беззвучно и тут же взмолилась, - Помоги мне! Возьми всё, что хочешь, только помоги! Скоро от меня ничего не останется, кроме пепла.
- И у меня нет сил отказаться от встреч с ним. Я хочу его видеть, чтобы испепелить взглядом, я хочу его обнимать, чтобы задушить в объятиях, я хочу им обладать, чтобы отнять все его жизненные силы.
Да, это не любовь, - промолвил старец. – И что он сделал тебе?
- Ничего…
-Чего же ты хочешь?
- Чтоб его не было…
- Ты хочешь его гибели? – уточнил он бесстрастно.
- Да, - ответила Джун.
- Веришь ли ты в бога?
- Да. Но не в эти иконы… - она кивнула на лики святых.
-Знаешь ли ты, Джун…
Она вздрогнула – откуда он знает её имя?
- Знаешь ли ты, что на землю пришёл Антихрист и может быть скоро он воцарится во всём мире? Всё будет принадлежать ему, Джун… Этот антихрист на сей раз может быть в образе женщины, Джун!?.
По её глазам старец понял, что Джун не слушает его. Она, не отрываясь, смотрела на дышащее пламя свечи. Она протянула к нему руки и, упав на колени, зарыдала с таким отчаянием и безрассудством.
Старец дотронулся до её плеча. – Я спасу тебя от ненависти… Но не страшно ли тебе? Подумай, о чём ты просишь!..
Джун покачала головой.
- Ну, что ж, - сказал старец, - он и не ждал другого ответа, - Сегодня не станет одного из вас, потому что мне дано уничтожить Антихриста, но кто из вас умрёт, ты или Эверес я не знаю. Ведь ты сама хочешь узнать это, Джун, ценой жизни одного из вас?
- О, да,- прошептала она, - только скорей.
Джун было всё равно, кого из них не станет через минуту. Она всем своим существом чувствовала только одно, что им двоим этот мир слишком тесен, вернее, что их мирам – двух противоборствующих душ больше не уместиться на крохотной голубой жемчужине планеты, похожей на слезу, упавшую из очей Вселенной в миг великой печали.
- Ты готова, Джун? – услышала она голос старца.
- Нет, не готова… Но если это единственный выход, то я согласна.
- Ты хочешь вознести молитву небу? В чём-то раскаяться? Попросить прощения?
- Нет… я не буду выписывать чеков. … Это будет нечестно с моей стороны… Я буду платить наличными… при встречи… если она суждена теперь…
- Как хочешь, Джун.
Старец смотрел на неё испытывающим взглядом. Самое ужасное было в том, что он и сам не знал, кто из них есть кто. Самоотверженность Джун, её храбрость внушали уважение, и всё же он знал, что наступил тот час, ради которого его послали на землю. Он всё никак не мог оторвать взгляда от Джун. Её сверкающие глаза, её чувственные губы, блуждающие искры в густой истоме каштановых волос, источающих аромат страсти и чайных роз…
Всё в ней было далеко от воплощения ангела…
Кто она эта женщина, жаждущая, чтобы свершилось чудо?..
В её глазах не было страха. Даже глубокая душевная боль куда-то испарилась. Там было только нетерпение. Мысленно он представил рядом с ней Эвереса в ослепительно белой одежде с ясными кроткими глазами, с белокурыми волосами похожими на нимб. Статный, светлый он производил впечатление беззакатного дня. И она Джун, обожающая ночь и огонь, независимо от того, пламя ли это трепетных восковых свечей или огромный машущий алыми крылами во мгле степной костёр. Она просто любила огонь, и сама была подобна огню.
Она любила и солнце, и луну, и звёзды, и искры.
… Но в аду тоже был огонь…
Да, на ангела Джун ничуть не похожа. То, что она не ангел, старец не сомневался. Но кто из них Антихрист?..
- Отойди от образов, - сказал он тихо.
Джун отступила в темноту.
…………………………………………………………
Эверес спокойно заснувший с вечера, в полночь неожиданно проснулся.
Ему показалось, что он услышал цокот копыт…
Смешно даже подумать о том, что в городе можно услышать подобные звуки.
Эверес вышел на балкон. Он стоял и вдыхал запах сизой сирени зацветшей под балконом.
Он думал о Джун. Ему вновь хотелось бежать. Он не знал от неё или к неё…
- Джун, - прошептал он.- Кто ты? – он вспомнил её низкий грудной голос и почему-то вздрогнул, как от шипения неожиданно поднявшейся из травы кобры.
И ещё он вспомнил их первую ночь, когда они ласкали друг друга, и пламя страсти Джун билось о панцирь его холодности…
Отчего рыдала тогда Джун?
От страсти? От любви? Почему она обидела его так жестоко? Что он сделал ей?..
Эверес, несмотря на холодность физическую и отчасти духовную, считал себя сентиментальным…
И теперь он не мог удержать выступивших слёз. А ещё он вспомнил, что один из его поцелуев оставил след на нежной шее Джун. И этот след почему-то был в форме креста. Это был странный след… Джун, увидев его, пришла в неистовство, казалось, что она убьёт Эвереса.
К Эвересу вернулся приступ давнего страха, но он стал успокаивать себя тем, что Джун любит его, что именно так проявляет свою любовь к нему. Она не может покинуть его. Он не допустит этого. Ничто не сможет их разлучить, кроме смерти… Но они так молоды!
Эверес наклонил голову, пытаясь в темноте различить белые и лиловые кисти сирени. Облака аромата идущие от них опьянили Эвереса, и нарастающая тревога оказалась безрассудно незамеченной им.
…………………………………………………………
Джун стояла в темноте, чувствуя себя приговорённой. Ни страха, ни ненависти больше не было. Её охватило чувство полного безразличия.
- Сейчас твои мученья закончатся, - сказал ей внутренний голос. И она смирилась со своей судьбой.
И вдруг она увидела Эвереса. Он стоял на балконе. Высокий, как всегда, даже ночью, одетый во всё белое. Она рассмотрела каждую щетинку на его небритом лице. Эверес смотрел вниз. Джун почувствовала запах сирени. И смерти…
- Нет! Нет! – закричала она. - Нет!
Но её крик уже не мог спасти жизнь летевшему с шестого этажа Эвересу. Эвересу, так и не узнавшему о своём истинном предназначении…
Три шестёрки на миг вспыхнули над распластанным телом и тут же рассыпались бессильными искрами в безмолвной тишине, ни о чём не подозревающего города.

Антонова Наталия Николаевна